Художественный руководитель
Слово художественного руководителя. Откровенный разговор
Корреспондент: Геннадий Михайлович, в чём секрет актёрского таланта?
Г.М.: Вон, куда махнули... Что ж, попробую ответить. По этому поводу отлично высказался Шопенгауэр: «Талант попадает в цель, в которую никто попасть не может, гений попадает в цель, которую никто не видит». Увидеть невидимое и реализовать его. Думаю, именно здесь лежит ключ к разгадке тайны великих творцов независимо от рода их деятельности. В умении попадать в цель, невидимую для других!
Корреспондент: А что актёр при этом испытывает?
Г.М.: В моменты проникновения в этот потаённый, невидимый для других мир, открывается «второе дыхание», появляется смелость, творческая свобода, так сказать, снисходит вдохновение.
Корреспондент: И что тогда происходит?
Г.М.: Тогда-то и озаряются умы, рождаются новые идеи, делаются невероятные открытия и, вообще, как-то само собой всё складывается. Акт озарения переживается творцом как момент истины. Это состояние хорошо знакомо творческим людям, способным достигать наивысшего уровня творческого самовыражения. Момент полёта души!
Корреспондент: Скажите, а что для актёра важнее: ремесло или полёт его души?
Г.М.: Всё важно. Актёр — это путешественник по просторам неизвестного. Чтобы не заблудиться в этих безбрежных просторах, ему необходимы профессиональные знания и умения, так сказать, руль, то есть ремесло. Основа любого ремесла — технологии. Чтобы студент овладел актёрским ремеслом, его нужно обучить соответствующим технологиям, которые нормированы и повторяемы. Ведь, обучить можно лишь тому, что повторяемо, а значит, передаваемо другому. А вот как актёр будет «рулить» своим ремеслом — это уже искусство, оно индивидуально и неповторимо. Здесь уже без полёта души не обойтись.
Корреспондент: А что самое главное в искусстве?
Г.М.: Неповторимость. Искусство немыслимо без новизны, новых идей, нестандартных решений. Это тоже ремесло, лучше сказать мастерство, но иного порядка. В чём оно проявляется? В умении порождать чудо!
Корреспондент: Да, здесь талант нужен. Но бывают и такие случаи: жил-жил, вроде ничего собой не представлял, и вдруг — бац! Та-ко-е создал... и сразу в гении. Что Вы смеётесь, или это миф?
Г.М.: Веселый у Вас характер, молодец. По поводу «сразу в гении» не знаю, но Вы не далеки от истины. У Станиславского есть чудесная фраза, она звучит примерно так: в каждом человеке дремлет творческий гений, нужно только его пробудить и выпустить на волю. Ваше великолепное «бац!» и есть пробуждение, взрыв этого гигантского вулкана, названный Станиславским «творческий гений». У Моцарта этот вулкан взорвался в три года. Станиславский утверждал, что «творческим гением» возможно управлять. Он стремился создать такую психотехнику и научить этому мастерству актёров. Миф это или явь? Для того, кто не знает, как его пробудить, не испытал состояние озарения — миф. А кто владеет этой тайной, так сказать, имеет ключи от этих тайников, для него — реальность. Так и в обучении. Если педагог способен пробудить творческий гений своих учеников, можно быть уверенным, они пополнят ряды созидателей. И с душой у них будет всё в порядке — полетит, не догонишь. Умение создавать новое, неповторимое, превращает ремесленника, «мёртвого» профессионала в созидателя или, как сегодня называют таких людей, — в инноватора. Сегодня слишком много руководителей и дефицит на созидателей. По-моему, в институтах пора вводить новую профессию, подготавливать не управленцев инновациями, а самих созидателей, инноваторов. Иначе откуда они возьмутся? Вот этим-то и занимается наш институт. Подготавливает профессиональные кадры, способные сказать своё слово не только в сценическом искусстве, но и в науке, в сфере инноваций, на производстве, в бизнесе...
 |
 |
 |
 |
 |
Корреспондент: А что Вы скажете о нашем образовании?
Г.М.: В силу своей профессии как актёр, режиссёр и театральный педагог я встречал много талантливых, ярких личностей, даже гениальных. Среди них были и такие, кто не имел театрального образования. Сказать, что они набрались опыта в театре? Опыта — да, таланта — нет. Их гений творил чудо, потому что не был рабом догм и условностей. Для созидающей мысли необходима творческая свобода, импровизация ума, а наша педагогика слишком регламентирована. Она не повернута в сторону созидания и не пронизана творческой мыслью учеников. От этого у них душа вялая.
Корреспондент: Известно, Станиславский вырастил плеяду потрясающих великих актеров-творцов. В чём его педагогический секрет?
Г.М.: Он владел искусством «зажигать» сердца. Станиславский был новатором. Практически вся его жизнь — это постоянный поиск. Вечный экспериментатор! Он был уникален во всём: и как актёр, и как режиссёр, и как педагог, и как учёный. Всё в одном лице. Да-да, не удивляйтесь, именно учёный. Он сделал ряд крупных открытий, заложил основы науки о театре, сумел проникнуть в такую сложную сферу как сверхсознание, снял с него налет мистики и направил на службу в театр, в помощь актерам. И многое другое, что сделало его непревзойдённым. Понимаете, Станиславский гениален по своей сути. Сегодня многие претендуют на новаторство в театре, но достичь таких высот, такого размаха творческой мысли, пока никому не удалось. Станиславский — это явление. У таких педагогов не только что человеческая душа взметнётся ввысь и фонарный столб расцветёт.
Корреспондент: Очень интересно. Сейчас мы коснулись вопроса не о качестве образования, а о профессиональных качествах самого педагога. Очень интересно. А какие эти качества?
Г.М.: Они давно известны.
Корреспондент: Нет-нет, Вы меня не поняли. Меня интересуют не те, набитые оскомину слова, как «любить детей», «знать свой предмет» и тому подобное, а что должен уметь, знать педагог, чтобы воспитать плеяду созидателей? Как, например, Станиславский?
Г.М.: (обращаясь к присутствующим) Та-а-к, по-моему, пора сворачиваться. А то чувствую, превращаюсь в этакого оракула. Видите, уже двигаюсь в сторону вознесения...
Корреспондент: Геннадий Михайлович, предупреждаю, женщинам нельзя отказывать, они от этого звереют. Видите, превращаюсь, превращаюсь... в фурию!
Г.М.: Всё, сдаюсь. Убедили, у нашей молодежи крепкая хватка, подчиняюсь. Такие педагоги как Станиславский — яркие, уникальные личности. Их единицы, но они были, и, конечно же, есть сегодня. По моему разумению, их объединяет одно, они — творцы. Вся беда в инертности мышления. Именно в инертности мышления кроется причина, мешающая многим прорваться к новым горизонтам.
Корреспондент: Но как избежать этой инертности?
Г.М.: Не проходить мимо неизвестного, непонятного и, в то же время, не выказывать «пфе» тому, что сделано, пройдено, выстрадано до нас. Вот, живой пример: в нашем институте ведутся научные работы по изучению механизмов сверхсознательного творчества, получены просто ошеломляющие результаты. Чьи идеи помогли учёным? Станиславского! Не прошли мимо — вот и результат. Сверхсознательное творчество... этот термин принадлежит Станиславскому. Но ведь десятилетиями проходили мимо, считали, что это, мягко говоря, его очередные «загибы». А когда копнули глубже, оказалось, что это целый мир, планета. Главный источник творчества! О чём и писал Станиславский. И что в ответ? Забвение. Не все способны переварить его гениальные идеи. В учении великого гения театра ещё много неразгаданного, они ждут своего часа. Думаю, с помощью Станиславского наши научные исследования откроют ни одну потайную дверь в мире творчества. Если обратиться к опыту самого Константина Сергеевича, можно сказать так: чтобы избежать интеллектуального бессилия студентов педагогам необходимо не только давать нужные для будущей профессии знания и умения, так сказать, прививать высокий профессионализм, что в принципе то же ремесло, но и уметь, как выразился Станиславский, пробуждать дремлющий гений своих учеников. Квалификация и творчество — вот что должно быть предметом забот преподавателей! И неважно на кого они учат, на математика, физика, инженера или на самого президента. Конечно, такая работа требует от педагогов больших умственных и духовных затрат. Открыть в ученике творца — вот задача педагога, его главное умение. Тогда и экономика будет, и инновации, и умный бизнес, и талантливое руководство.
Корреспондент: В чем проявляются эти умения?
Г.М.: Созидающая природа человека — это особая планета. Её необходимо знать, понимать, как она устроена. Творческий гений?! Это же «живая» плазма, стихия, буря мыслей и страстей. Эта область недоступна стандартизованным педагогическим приёмам, здесь необходимы иные подходы. И венец всему — педагог должен знать «язык» жителей этой планеты. Ведь у творцов свой язык. А чтобы его понять, нужно быть самому творцом. Вот, видите, как все просто. Но в этой, кажущейся на первый взгляд, простоте вся суть. В театральном образовании эти проблемы решаются проще, чем, скажем, в общем образовании или в других вузах.
Корреспондент: Почему?
Г.М.: В искусстве особый язык — «язык» творения. Часто достаточно одного жеста и всё понятно без дополнительных объяснений. А в нетворческих вузах «язык» нормированный, он не допускает подобных вольностей. Но разделять вузы — «творческие» и «нетворческие» — неверно. Любое обучение есть добывание новых знаний с помощью педагога. А это — творческий процесс. Поэтому по своей сути все образовательные учреждения есть творческие.
Корреспондент: А инженер? Это же «глухой» технарь!
Г.М.: Не скажите. Инженер — это изобретатель, создатель нового. Он — творец новых знаний. Инженерная профессия сродни с искусством, где царствует «новизна». Как актёр, режиссёр, так и инженер должны уметь создавать новое. Иначе они не соответствуют предназначению своей профессии. А педагогика? Тоже сродни искусству. Послушайте, как звучит: об-ра-зо-ва-ни-е. Корень — образ. Педагог не просто передатчик учебной информации. Он ещё и создатель образа своих учеников. Тот же скульптор. В его руках такой же материал, как и у скульптора: и глина, и мрамор, а может и хрусталь. Разница лишь в том, что педагог работает с живым материал. Что вылепит из ученика, то и будет. Очень ответственное это дело. Здесь могла бы помочь наука, допустим, как в нашем институте. У нас взаимная любовь между наукой и искусством. Такое редко бывает. Изучением законов сценического творчества редко занимаются ученые, и в театральных вузах нет фундаментальной науки. Об искусстве лишь красиво рассуждают, но не изучают самого человека-творца, уникальные возможности его природы.
Корреспондент: Почему?
Г.М.: Потому что изучать созидающую природу человека сложно, долго, да и дорого. Сегодня всё повёрнуто в сторону быстрой прибыли. Но в творческом деле не работает принцип «скорей-скорей». Это только на «фабриках» звёзды куются за один вечер. А созидателей, творцов «выращивают», как поступали в прошлом Московском художественном театре. Институт Ершова идет по тому же пути. Это дело требует немало времени, труда, огромного терпения и соответствующих условий. Конечно, куда проще, оснастить учебные заведения компьютерами и отрапортовать с экрана: наше образование самое лучшее. А вот какие «мозги» сидят за этими компьютерами, смогут ли они выдать что-либо стоящее на выходе — пока одни надежды, а чаще — иллюзии. Уверенность, что победители олимпиад, медалисты и тому подобные и есть будущие инноваторы, созидатели — большая ошибка.
Корреспондент: Есть мнение, что частные вузы не дают качественного образования.
Г.М.: Чепуха! Не буду за всех говорить, но частные вузы в принципе не могут давать плохого образования, иначе к ним не придут учиться. Они более мобильны и современны по сравнению с некоторыми государственными вузами, живущими по известному принципу «тише едешь — дальше будешь». Подобные вузы не обременяют себя такими «глупостями», как полёт мысли и созидательные способности студентов. Действительно, зачем? Деньги от государства идут, количество коммерческих мест растёт. Мне есть с чем сравнивать, я много лет проработал в государственных вузах. Скажу так: если бы институт Ершова был бы государственным, то не было бы у него ни серьёзной науки, ни инноваций, ни открытий, ни таких великолепных результатов, которые показывают его студенты и в художественном, и в интеллектуальном творчестве. Сидели бы на своём пайке и «в ус не дули». Говорят, что проблему с инновационными кадрами сейчас будут решать «монстры-университеты». При этом упор делается на вузы с технической направленностью. Посмотрим, какие у них будут результаты. Смогут ли они с этим справиться — подготовить не управленцев инновациями, для чего не стоило бы и «огород городить», а самих инноваторов, в которых сегодня явный дефицит.
 |
 |
 |
 |
Корреспондент: А что явилось источником успехов ваших студентов?
Г.М.: Забота об их будущем. Мы задали себе вопрос: что им необходимо в условиях сегодняшней жизни и чего они недополучают? Это заставило нас, так сказать, перетрясти вековой опыт подготовки актёров. Мы пришли к выводу, что прежние взгляды на эту профессию во многом не состыкуются с запросами сегодняшнего времени. Например, узкие рамки специализации. Ведь кроме игры на сцене выпускники театральных вузов ничему не обучены. С одной стороны это хорошо, они сосредоточены на своей профессии, с другой — при неблагоприятных условиях окажутся не у дел. Отсюда — трагедии, но уже не на сцене, а в реальной жизни. Эта проблема была всегда, но если раньше могли помочь, то сегодня помощи ждать не откуда. Надежда только на свои силы. Серьёзная проблема. Учитывая этот факт, мы расширили диапазон профессиональных возможностей наших студентов.
Корреспондент: То есть предвосхитили события и обезопасили своих выпускников?
Г.М.: Совершенно верно. За время обучения студенты получают дополнительные навыки. На выходе они способны продуктивно работать как в сфере театра, так и в иных креативных областях, преподавать, заниматься серьёзной наукой, брать на себя ответственность в крупном деле и даже руководить им. Их отличительная особенность — умение генерировать новые идеи и реализовывать их. А это значит, что они найдут себе применение и в сфере инноваций. Этому не учат ни в одном театральном вузе. Уделяют ли этому внимание в иных вузах? Это вопрос. Таким образом, в купе с достоинствами самой актёрской профессии у студентов вырабатывается целый комплекс навыков, что делает их высококвалифицированными специалистами широкого профиля. В зависимости от ситуации они могут без потери своих профессиональных качеств успешно работать в различных, близких им, областях.
Корреспондент: Мудрый подход в подготовке молодых кадров. Верно, сегодня нужна хорошая подпорка.
Г.М.: Я такого же мнения, для наших выпускников это будет хорошим подспорьем.
Но основа профессии актёра — сценические навыки. И качества, присущие высокоодарённым личностям. Именно на развитие созидательных качеств должно быть в первую очередь направлено обучение в театральных вузах. Благодаря нашим инновациям мы с успехом справляемся с этой нелёгкой задачей.
Корреспондент: А вот то, что в вашем вузе обучаются дети, это тоже забота об их будущем?
Г.М.: Если быть точным, дети и школьники обучаются в детской школе, которая работает при институте. Скорее, это забота о будущем нашей страны.
Корреспондент: Вы можете сказать о её направленности?
Г.М.: Название школы говорит за себя — Детская школа философии и творчества. Наш институт уделяет большое внимание подрастающему поколению. Эта школа работает много лет, но не в привычном понимании, так называемых «центров детского творчества», где у детей развивают способности к рисованию, пению, танцам. В нашей школе дети и подростки обучаются создавать собственные творения. Её прямое назначение — подготовить молодёжь к инновационной деятельности. Поэтому главный акцент в обучении делается на развитие способностей к новаторству. Обретение нашими юными учениками навыков по созданию нового.
Корреспондент: Как я понимаю, эта школа для очень одарённых детей?
Г.М.: Вы неверно понимаете. Эта школа для обычных детей и подростков. Одарёнными они становятся во время обучения. В процессе создания нового, неповторимого у них проявляются скрытые, нереализованные способности. Родители называют нашу школу «школа юных новаторов». Им виднее, они ведь главные «цензоры» нашего труда.
Корреспондент: А какие предметы осваивают дети?
Г.М.: В программе обучения много направлений: и стихосложение, и написание картин, и Ушу, и занятия по речи, и исследовательская деятельность и многое другое, но всё это лишь средство для активизации творческого гения наших учеников. Одна из задач педагогов — научить детей самостоятельно мыслить. Умение рассуждать, глубоко проникать в содержание создаваемых ими творений, смелость в отстаивании собственного мнения так же входит в комплекс получаемых ими навыков. Не надо забывать, что обучение проходит в институте. Дети имеют возможность получить представление о процессе вузовского обучения. Они посещают занятия студентов, бывают на всех их показах, а студенты в детских группах проходят педагогическую практику и принимают участие в показах детей. Таким образом, между ними происходит обмен опытом. Непосредственное общение друг с другом обогащает, как детей, так и студентов. К тому же, дети и студенты бывают на занятиях взрослых, которые обучаются на курсах при институте. Это тоже для них опыт, но более широкого масштаба. Так сказать, практика для жизни. Ведь на курсах занимаются молодые аспиранты, педагоги, предприниматели, депутаты, разные специалисты, в общем, те, которые уже состоялись. Конечно, это относится к детям старшего возраста, школьникам. У детей от четырёх до шести лет своя программа, но с тенденцией к созиданию.
Корреспондент: С ума сойти. Очень удачное решение. А взрослые на курсах обучаются?
Г.М.: Не совсем. Обучение ведётся в нашем центре-лаборатории разнопрофильных инноваций. По программам дополнительного образования, повышения квалификации и переподготовки.
Корреспондент: А кто там обучается?
Г.М.: Те, кого интересует карьерный рост. Сейчас наши педагоги разрабатывают спецкурс для тех, кто не может присутствовать на занятиях в нашем институте, например, люди с ограниченными возможностями здоровья либо по каким-то иным причинам. Они смогут обучаться по программам дополнительного образования по заочной форме, но без вызова в институт, вне зависимости от их уровня образования, места проживания и возраста, правда, не моложе 14 лет. Думаем разработать похожий курс для детей, у которых похожие проблемы. А для москвичей в центре-лаборатории работает театр танца, школа музыки, вокала, изографии, ораторского искусства, новаторства. В них обучаются и дети, и молодёжь, и взрослые.
Корреспондент: Да, широкий размах.
Г.М.: Вот видите, какая обширная работа ведётся в нашем институте. А Вы говорите,что частные вузы плохие.
Корреспондент: Я не утверждала этого. Моё мнение такое: именно частные вузы могут впрыснуть «живую воду» в наше образование.
Г.М.: Уже легче.
Корреспондент: Геннадий Михайлович, вот, допустим, мы с вами руководители крупной компанией и к нам приходит устраиваться на работу выпускник вуза. Естественно, он мечтает реализовать свои амбиции и сделать успешную карьеру. Скажите, по каким параметрам мы будем оценивать его пригодность?
Г.М.: На этот вопрос великолепно ответил глава «Майкрософт» Бил Гейтс. С его слов, сегодняшние выпускники должны уметь самостоятельно мыслить, сопоставлять факты и, в конечном итоге, создавать принципиально новый интеллектуальный продукт. По-моему, без комментариев.
Корреспондент: Какой вывод мы делаем о педагогах таких выпускников?
Г.М.: Если педагог смог обучить этому умению своих учеников, значит, он компетентен в области инноваций. Думаю, в нашу преуспевающую компанию мы возьмём не только такого специалиста, но и его педагога. Пусть обучит этому делу и наших работников, а то управленцам инноваций некем будет управлять.
Корреспондент: И новую профессию откроем в вузах. Дадим крутую рекламу: Ищем таланты для инноваций!
Г.М.: По поводу рекламы ничего подсказать не могу, а вот если по сути, то мой опыт подсказывает, что нужно не выискивать по стране такие таланты, тем более, их не так уж и много, а уметь открывать талант созидателя в каждом ученике. И неважно на кого он учится, на артиста либо хлеб печь. Созидатели — это двигатели прогресса. Как известно, на западе специалисты с такими способностями нарасхват. А в нашей стране двигатели прогресса — менеджеры. Вот они и поражают наше воображение своими реформами. Да так, что Россия до сих пор не может оправиться. Одна надежда — у руководства страны возобладает разум над прожектёрством.
Корреспондент: А в вашем институте есть такая профессия «созидатель»?
Г.М.: Профессия? Да наш институт — одно сплошное созидание! Я называю его «институт-лаборатория». Вы думаете, почему я так свободно рассуждаю на эти темы? Поэтому.
Корреспондент: В вашем институте удивительная атмосфера. Забываешь про всё. Не хочется покидать этот чудный дом. Как Вам здесь работается?
Г.М.: Вы посмотрите, какая кругом красота, с какой любовью, с каким вкусом всё сделано. Здесь всё говорит об уважении к педагогам и студентам. Что здесь работают и учатся не масса безликих голов, а личности. Это же настоящий храм искусства и науки! Как мне здесь работается? С удовольствием. С огромным удовольствием! Разве может быть иначе? Говорят, чтобы получать радость и удовлетворение от работы и достичь успехов нужно чтобы совпали три условия: правильное место, правильные люди и правильное время. Вот всё это вместе взятое и есть наш институт.
 |
 |
 |
 |
Корреспондент: А ваш институт испытывает трудности в своей деятельности?
Г.М.: Внутри института никаких трудностей нет, одна радость от сотворчества. А что снаружи, и говорить не стоит. Не хочется портить настроение, у меня сейчас начнутся занятия, надо быть в форме.
Корреспондент: Да, это так. Как говорится, без комментариев. Почему я задала Вам такой вопрос? По Москве ходят слухи, что у института были какие-то сложности с занимаемым им помещением.
Г.М.: Это не слухи, а правда. Мы пережили страшные времена. То, что Вы сейчас видите, это своего рода — чудо! Аналога этому нет. Ни по форме, ни по содержанию. Ни я один такого мнения. Все отмечают совершенство нашего института. Во-первых, невозможно поверить, что это учебное заведение, во-вторых, что всё это великолепие создано собственными силами сотрудников института без какой-либо помощи со стороны государства. Конечно, помощь была, но со стороны людей. Сюда вложено немало труда и руководства института, и педагогов, и детей, и их родителей. Представьте, дети руками перебрали всю землю вокруг здания и выгребли мусора на 15 контейнеров! Вы бы видели, какая здесь была помойка до ремонта. Здания практически не было — одни руины. Прежде в этом здании обитали наркоманы, алкоголики и местные бандиты.
Корреспондент: Не может быть. Геннадий Михайлович, я в это не в состоянии поверить. (Рассматривает фотографии здания до ремонта). Боже мой, какой ужас. А высокое руководство поблагодарило коллектив института за такой подвиг?
Г.М.: Поблагодарило?! Мы ведь живём в России, а у нас не знают слов благодарности, у нас — «прихватизация». Как только закончился ремонт, а он продолжался в течение
Корреспондент: Невероятно. Вы же не для себя, как делают олигархи? Тем более что договор аренды обязывал? И что было потом?
Г.М.: Началась война. В этот конфликт была втянута масса людей. Возмущениям не было предела. Назревал большой скандал. И только благодаря выступлениям видных корифеев российской культуры и искусства и ученых в защиту института из искры не возгорелось пламя. Институт поддержали и депутаты, и, кстати, многие чиновники. Мы благодарны всем, кто выступил в защиту института. Сколько драгоценного времени было украдено! А ведь оно могло быть потрачено с пользой для студентов.
Корреспондент: А как повлияло всё это на учебный процесс?
Г.М.: Практически никак. Режим работы института был прежним. Все удивлялись выдержки и колоссальной воле руководства института. Ну, что Вы, это же «ершовцы»! В них «течет кровь» Петра Михайловича. Они, как и их учитель, — несгибаемые. Они идут до конца и готовы на невероятные поступки. Я просто восхищаюсь учениками Ершова. Студенты были ограждены от всего этого кошмара. Учебный процесс шел без перебоев. А совместная с учёными научно-исследовательская работа не только продолжалась, она ещё более активизировалась.
Корреспондент: Значит, удалось спасти институт от развала и разорения?
Г.М.: Хочется надеяться на лучшее. Но что интересно, именно в это время ректор института Тамара Николаевна Дащинская сделала открытие, которое перевернуло прежнее представление о механизмах творчества. Созданное ею изобретение позволило сделать управляемым акт творческого озарения! А это значит, появилась возможность обучить умению создавать новое, неповторимое практически любого. Представляете, как это важно в наше инновационное время. Мало того, она смогла запатентовать своё изобретение. Оно признано как не имеющее мировых аналогов. Один Бог знает, каких усилий ей это стоило. Но ничего бесследно не проходит. Недавно я спросил, какое её главное желание? Знаете, что она ответила? Уехать из этой страны. У неё были серьёзные приглашения на работу за границей, но она от них отказалась. А теперь, говорит, очень жалеет об этом. Вот так. «Отобьют ручки, да ножки», а потом сокрушаются: что же это за безобразие — «мозги» утекают за границу. Наболело, вот и уезжают.
Корреспондент: А как бы Вы поступили?
Г.М.: Не знаю. Но когда смотришь на всю эту «свистопляску», что происходит в стране, то думаешь: а может быть действительно одарённым людям лучше работать там, где ценится талант, где они могут отдать свои силы, знания, тем, кто в этом нуждается?
Корреспондент: Очень жаль, если работа остановится.
Г.М.: Что вы, невосполнимая потеря! В нашем институте применяется её методика. Результаты просто ошеломляющие! Недаром её переманивают за границу. Каких только учебных программ, способов я не перевидал за свою жизнь, с кем только не работал, сам много лет преподавал, но таких результатов никто не достигал. Честно сказать, я до сих пор не могу осознать, по каким законам происходит такой быстрый творческий и интеллектуальный рост студентов. Этот процесс я могу выразить только словами: «студенты растут как на дрожжах». А ведь у нас исходно начинали учиться, как говорится, «не супер» студенты. Обыкновенные молодые люди со средними способностями, а кто-то был и ниже среднего уровня. Именно её изобретение, сделанное на основе концепции сверхсознания Станиславского, дало такой бесподобный результат.
Корреспондент: Получается, без Станиславского и сейчас не обойтись?
Г.М.: Станиславский — гений. А гении на все времена. Но всё это лежало бы неподъёмным грузом, как и было столько лет, если бы Тамаре Николаевне не пришло в голову вплотную заняться этими вопросами. Нельзя забывать её учителей. Для Ершова и Симонова Станиславский не был пустым звуком, они много сделали для развития его учения, в том числе его идей о сверхсознательном творчестве. У Дащинской великолепная школа. Можно сказать, она продолжила работы своих учителей. Да ещё с таким успехом. От Минкультуры она получила награду «За высокие достижения».
Корреспондент: А как сама Тамара Николаевна относится к своим работам?
Г.М.: Никак. Вернее, по делу. С упоением занимается со студентами. Ищет более эффективные педагогические подходы. Работает над спектаклями. Готовится к защите диссертации. Занимается созданием междисциплинарной научной лаборатории по изучению природы гениальности. Что ещё? Находит время на общественную работу, принимает участие в рабочей группе при Совете по культуре при Президенте.
Корреспондент: А что самое удивительное в её работах?
Г.М.: У нашего института много друзей из мира науки, со многими мы работаем ни один год. Так вот, они задаются вопросом: как актрисе, не имеющей технического образования, удалось открыть закономерности работы механизма озарения? Их удивляет то, что она смогла разложить весь этот процесс на мельчайшие элементы. Механизм то работает! Это зафиксировано на ЭЭГ мозга. Кроме того мы имеем возможность увидеть процесс рождения нового в развёрнутом виде — на сценической площадке в работе студентов. И это происходит не мгновенно, а в динамике, на протяжении нескольких часов. Удивительно то, что в это время студенты находятся совершенно в естественном состоянии. Действуют сознательно, легко, без всяких затруднений и каких-либо перекосов в психике. Затем созданная ими новая информация самостоятельно подвергается подробному сознательному анализу. Обсуждаются технологические ошибки, недочёты и тут же исправляются. Создаётся впечатление, что попадаешь в другой мир, в другой срез. Фантастика! И это чудо называется «сверхсознательное творчество». Станиславский понял значение этого феномена, но его не поняли. Вот Дащинской удалось разглядеть этот бриллиант.
Корреспондент: Я до сих пор под впечатлением от её занятий. Когда смотрела, как ребята работают, в голове не укладывалось, как они это делают? Потрясающая вещь! Знаки, символы, иероглифы... и всё осмысленно. Великолепная работа! А звуковая полифония?! Как они тонко чувствуют друг друга! А пространственное моделирование?! Невероятно, на пустой сцене как бы из ничего возникают сложнейшие пластические конструкции. Уму непостижимо: большая группа создает калейдоскоп фигур, а впечатление как будто работает один человек. При этом ни одна из фигур не повторяется. Просто потрясающе! Но как студенты запоминают весь этот фейерверк? По-моему, это сверхчеловеческих возможностей. Нет, здесь какой-то секрет, я права?
Г.М.: «Есть многое на свете друг Горацио, что и не снилось нашим мудрецам» ... Это наше «ноу-хау». Наш «конёк», скрепляющий науку и искусство! Я же говорю, не институт, а сплошная экспериментальная площадка. У нас постоянно экспериментируют, изобретают, показывают и вновь придумывают. И это замечательно! А Вы спрашиваете, есть ли у нас созидатели? У нас сейчас ответственный период — идёт работа над спектаклями. Скажу откровенно, не иду, а лечу на репетиции.
Корреспондент: Искусство и наука — это два противоположных полюса. Насколько я знаю, в театральных вузах не занимаются серьёзной наукой. Думаю, и учёные серьёзно не воспринимают актёров. А в вашем институте всё наоборот. Этим он принципиально отличается от других вузов. Как вам удалось «в одну телегу впрячь коня и трепетную лань»? Пушкин это отрицал.
Г.М.: Это он в «Полтаве» отрицал, а его гений смог скрестить разум и чувства. Индийская пословица гласит, что самый короткий путь к дружбе тот, по которому идут навстречу друг к другу. Взаимный интерес и тяга друг к другу науки и искусств, в частности театра, уходят в глубину истории.
Корреспондент: Но об этом неизвестно широкой публике. Пожалуйста, просветите нас.
Г.М.: Если коротко, то так: драматург Александр Николаевич Островский считал работу с талантливой молодёжью главным делом своей жизни и искал научные ответы на вопросы творчества. Он горячо откликнулся на статью Сеченова о рефлексах мозга и стал применять её в репетициях с актёрами — пробовал обучать актёров по Сеченову. Станиславский, изучая работы Сеченова и Павлова, тоже применял их в репетициях. А Павлов, заинтересовавшись рукописью книги Станиславского «Работа актёра над собой», обсуждал с ним вопрос о создании совместной научной лаборатории по изучению психологии творчества актёра. В наши дни, физиолог Павел Васильевич Симонов, изучая работы Станиславского, дал им научное обоснование с точки зрения своей науки. А театральный педагог, режиссёр, актёр Петр Михайлович Ершов, имя которого носит наш институт, совместно с Симоновым выпустил ряд значимых научных работ. На основе последних открытий Станиславского, Ершов разработал целую научную систему по обучению актёров и режиссёров и создал свою Школу — целое направление в театральном искусстве, где связь науки и искусства неразрывна. «Школа Ершова» — основа нашего института. В истории развития единения науки и искусства можно провести такие параллели: Островский—Сеченов, Станиславский—Павлов, Ершов—Симонов.
Корреспондент: На них эта ветвь и закончилась?
Г.М.: Ни в коем случае! Ученики Симонова и Ершова, их ещё называют «ершовцы», продолжают дело своих учителей. То, что вас так поразило в работе Тамары Николаевны — это результат её многолетних научных и творческих изысканий в области сверхсознательного творчества. Начал эти искания Станиславский, их подхватили Симонов и Ершов, а Дащинская эти идеи реализовала практически. Созданная ею «Школа сверхсознания» — это принципиально новый путь в обучении, как сегодня говорят, в полготовки созидающих кадров. Результаты вы видели. Они убедительно доказывают правоту и жизнедеятельность идей Станиславского. Могу только призвать: «Назад — к Станиславскому!». Замечательно то, что научные исследования неразрывно связаны со сценической практикой, и что в них участвуют и учёные, и педагоги, и студенты. Так что, «ветвь» не зачахла, она с успехом развивается и даёт новые всходы и плоды, чрезвычайно важные и для сценического искусства, и для науки о театре.
Корреспондент: А для инноваций?
Г.М.: В первую очередь. Но мы никому ничего не навязываем. Кому нужны наши инновации, те приходят к нам в институт и их осваивают.
Корреспондент: Термин «сверхсознание» не стали менять? Вроде, его не приветствуют, отрицают?
Г.М.: Яйца курицу не учит. Умнее великих предшественников не станешь. Кто на такое замахивается, пусть посоревнуется, создаст лучшее. Отрицать — ума много не надо, как говорится, «хоть горшком назови, только в печь не сажай». Другое дело — познать механизм работы этого феномена, найти «ключи» от его секретных замков, да ещё зримо показать результаты его деятельности, как делает это Дащинская на экзаменах студентов и перед любой комиссией. А пустая «научная» болтовня подобных «отрицантов» только обнажает их невежество в вопросах творчества. К счастью, не перевились ещё истинные учёные, проявляющие неподдельный интерес к сфере искусства. И мы с ними отлично сработались.
Корреспондент: Значит, наука пришла в помощь искусству?
Г.М.: Я бы сказал так: сегодня Станиславский пришел в помощь науке.
 |
 |
 |
Корреспондент: В исследованиях сверхсознания вы идёте по пути Станиславского либо что-то кардинально меняете в его теории?
Г.М.: Труды Станиславского, его творческая «система» — незыблемая основа актёрского искусства. Мы — последователи Станиславского. Всё, что им указано — незыблемо для нас. Поэтому введённый им в сферу искусства термин «сверхсознания» мы связываем, как и он, исключительно с творчеством и так же его рассматриваем — с материалистической точки зрения. Но в искусстве свои «материалистические» законы. Искусство настолько многогранно и ёмко, что тем, кто подходят к нему с «линейкой», фантазии не хватит охватить его мир. Изучай, развивай, дополняй, докапывайся до сути, если сможешь, но не посягай на первоисточник, не извращай смысл, заложенный в него автором. Разработки Станиславского в области «сверхсознательного» — неотъемлемая часть его творческой «системы». Труды гения театра — культурное наследие России, которое охраняется законом. Но мы за то, чтобы «система» Станиславского развивалась дальше, чтобы она не превращалась в музейное пособие, а вошла в новую современную российскую культуру. И, конечно, необходимо вернуть термин Станиславского «сверхсознательное творчество» в его родной дом, где он родился — в театральное искусство, в науку о театре, Этот феномен требует широкого научного исследования. В нем — решение проблемы с инноваторами.
Корреспондент: В вашем институте работают представители разных театральных школ, скажите, как они уживаются, есть ли конфликты?
Г.М.: Все классические театральные школы имеют единый корень — творческую «систему» Станиславского. Разница — в путях её дальнейшего развития. «Ершовское» направление — это технологические разработки и глубокое изучение последних открытий Станиславского с привлечением сил фундаментальной науки: нейрофизиологов, физиков, математиков и т.д. В других театральных вузах такое даже представить невозможно, разве что, как кошмарный сон. Но, получая научные результаты и создавая на их основе новые профессиональные психотехники, «ершовцы» двигают вперёд сценическое искусство и науку о театре. Обучение студентов ведётся здесь сразу по трём направлениям: искусство, наука, технологии — такая мощная «триада». В этом деле активно участвуют и представители других театральных школ.
Корреспондент: Можно сказать, «раскурили трубку мира»?
Г.М.: Наступили другие времена. На разные «военные» глупости нет времени. Нужно многое успеть. Вот, например, я и Евгений Михайлович Новиков являемся представителями Школы Художественного театра. Но мы не только преподаём, но и вдохновенно работаем над научным толкованием нашей профессии. Результаты используем в работе со студентами. В этом институте мы едины. Вместе прокладываем путь к новым знаниям и актёрским чудесам. А в случае творческой «схватки» мирит нас наука. С ней не поспоришь. Получается, что мы первые свершили акт научно-творческого соития — глобализировались. Смеётесь? Это хорошо. Значит, я ещё живой. Ну и въедливый нам достался корреспондент. Татьяна, от ваших серьёзных вопросов у меня сердце останавливается. Вот, всё, пульса нет. Вы моей смерти хотите? Мне ещё занятие вести надо, а там такие же «мучители». Но я помню, грозную «фурию», поэтому подчиняюсь и продолжаю наш откровенный разговор. Конечно, собрать дружный коллектив не так-то просто, когда у каждого свои принципы, традиции и амбиции, но нашему ректору это удалось. Вы правы, институт Ершова кардинально отличается от других вузов и по своей направленности, и по результатам. Потому и вызывает такой большой интерес. Вот такая у нас интересная, наполненная жизнь. Так что, взаимную любовь между наукой и искусством мы получили от наших великих предшественников, считай, по наследству. Стараемся не потушить пламя этой прекрасной страсти и внести свой посильный вклад.
Корреспондент: Богатое наследие. Есть чему позавидовать.
Г.М.: Оно принадлежит всем. Не завидуй, а бери и приумножай. Если сюда добавить научные устремления Пушкина, Андрея Белого, Мандельштама, Гёте и других гениев, то это уже мировое наследие! А «предлагаемые обстоятельства»? А «истина страстей и правдоподобие чувствований»? Эти термины Станиславский взял у Пушкина. В стихах Александра Сергеевича многое совпадает с «системой» Станиславского. Вот, например, в «Каменном госте» в словах Лауры Пушкин отразил суть актёрского вдохновенного исполнения. Послушайте: «Да, мне удавалось сегодня каждое движенье слова. Я вольно предавалась вдохновению, слова лились, как будто их рождало не память рабская, но сердце». Без этого наследия молодёжь пуста. Его необходимо передавать молодым, растить своих учеников, последователей. Лишь бы жизни хватило, но ... Ars longa, vita brevis. Жизнь коротка, искусство вечно.
Корреспондент: Студенты получают здесь уникальные знания, опыт. Скажите, они ценят такую невероятную заботу о них или воспринимают всё это великолепие как должное?
Г.М.: Об этом вы у них спросите. Здесь мы не властны.
Корреспондент: Вы воспринимаете их как очередных студентов или как своих учеников?
Г.М.: Георгий Товстоногов мне как-то сказал, что он никогда не говорит: это мой ученик. Пусть сам ученик скажет: это мой учитель, я учился у Товстоногова. Согласен. И я рад, что многие уже известные актёры говорят: мой первый учитель Геннадий Михайлович.
Корреспондент: Ваш институт нестандартный. Он действительно инновационный. Во всём. Я многое повидала, но такого... Вы не вписываетесь, ни в какие рамки. Аналога вашему институту нет, это точно. Про «ноу-хау» я вообще молчу. И студенты удивительные. Вы мне позволите с ними поговорить?
Г.М.: Конечно. Им это полезно. Пусть учатся выражать свои мысли не только на сцене. Хотя, им это не впервой. У нас телевидение и пресса частый гость. Но лишней практики не бывает.
Корреспондент: Я знаю, вы с Тамарой Николаевной увлечены созданием театра-лаборатории. Классная идея!
Г.М.: Эта наша мечта, но она реальна.
Корреспондент: А можно мне побывать на ваших занятиях?
Г.М.: Милости просим ко мне на репетицию.
Корреспондент: Какие планы у вашего института?
Г.М.: Планов «громадё». Лишь бы не мешали.
Корреспондент: Позвольте, последний вопрос. Скажите, как вы оцениваете работу нашего высокого руководства?
Г.М.: Да-а-а, так, «в лоб», могут ставить вопросы только молодые. Мг.... Как я оцениваю? Вы, конечно, ждёте «этакого» ответа? Не дождётесь. Голову пеплом не посыпаем. Как все нормальные люди с чем-то согласны, а с чем-то — нет. У Маяковского есть стихотворение «Прозаседавшиеся». Желаю, чтобы наше высокое руководство минула участь этих персонажей. Главное — чтобы от подобных «прозаседавшихся» не произошло кризиса в душах людей. Иначе я не увижу инновационный расцвет моей любимой родины.
Корреспондент: Большое Вам спасибо за такую интересную беседу. Извините, что так много времени отняла у Вас, но сегодня не часто встретишь людей, с которыми не хочется расставаться. Вы пробудили мой творческий гений! Что Вы смеётесь? Я не шучу, у меня сейчас такой прилив силы, веры в себя, что хочется выйти на сцену и вместе с ребятами поработать. Как жалко, что я не здесь. Знаете, я ведь мечтала стать актрисой, но «это не так, куда тебе, невозможно....». Очень жалею. Особенно сейчас, после знакомства с вашим удивительным институтом и со всеми обитателями этого оазиса. К сожалению, для актрисы я уже по годам не подхожу. Как не горько, но это факт. Но я тоже хочу научиться создавать новое, как ваши студенты. Без этого теперь никуда. Приду учиться в ваш центр-лабораторию. Как думаете, полетит моя душа? Или уже невозможно?
Г.М.: Наши студенты взяли себе на вооружение такой девиз: «Невозможное — возможно!». Мне он тоже нравится. Следуйте этому принципу, и не придётся сожалеть. В своей жизни я именно так и поступал. И не жалею. У-у-у... Пора на репетицию. Благодарю Вас за неподдельный интерес к нашей профессии и к нашему институту. Слышите, какая тишина? Это неспроста. Это наши кровопийцы опять что-то наизобретали. Пойдёмте, а то от здания одни клочья останутся. Я же говорю, не институт, а мина замедленного действия. За-ме-ча-те-ль-но ...
